[Tishco]

Она была хаосом. Настоящим, пожирающим всё, бесконечным. Вечная и предвечная.
Она была ночью, она была вселенной. Мириады галактик рождались и умирали в ней. Когда она проносилась над миром, она могла охватить его весь. Но этого ей было мало. Уже мало.
Иногда она спускалась на землю, но редко открывала для себя что-нибудь новое.
Она принимала облик женщины. Каждый раз один и тот же. Ей нравилось казаться хрупкой.
А еще ей всегда нравились художники. Их изящные пальцы и аромат краски. Из века в век запах и цвет менялись, становились сочнее и слаще, но что-то всегда оставалось прежним.
Хороших художников было трудно отыскать. Они никогда не продавали свои картины и почти всегда были до безумия бедны.
И она приходила к ним и просила нарисовать её.
Портреты были изумительны. Каждая деталь была безупречна, но мертва. Холодная застывшая красота. А она так хотела, чтобы полотно дышало.
Её оболочка была прекрасна. Но то лишь форма.
А что насчет содержания ? Почему никто не видел её содержания?
_____

В своей маленькой квартирке он еле-еле сводил концы с концами, иногда разгружая портовые суда. Ему не нужна была постоянная работа, ведь у него была страсть. Он хотел только рисовать. На то, чтобы творить, нужно было время, а на то, чем творить, нужны были деньги. Кисти, краска, бумага... О еде он думал в последнюю очередь. Зачем думать о бренных потребностях тела, если душа в смятении?
Он никак не мог найти идеальный сюжет. Вокруг было столько красивого, но всё казалось ему пустым. Каждый раз, рисуя что-нибудь, он думал, что снаружи эта вещь представляет то же, что и внутри. А ему так хотелось видеть больше...
Когда она пришла к нему в первый раз, он решил, что она ошиблась дверью, домом, районом и, возможно, планетой. Настолько она была невероятна, что казалась ненастоящей.
- Вы можете меня нарисовать? - вот так просто сходу спросила она.
Он даже не подумал о том, откуда она может знать, что он художник. Ведь его картины никогда не продавались, друзей у него нет, а те немногие, с кем он общался, были простые рабочие, далекие от искусства. Они приходили и уходили, сменяя лица, но всегда представляли собой одно и то же, так что он даже не утруждал себя в том, чтобы запомнить их имена. Только продавец магазина мог знать, что он рисует. И то он так редко приходил туда из-за нехватки денег, что тот наверняка его не помнил.
А она знала.
Но это было неважно. Она пленяла и развязывала язык. Пальцы его непроизвольно потянулись к палитре, и художник просто ответил:
- Да.
Она прошла в серую маленькую комнату, сплошь заставленную мольбертами. Он собирал их сам из обломков выкинутых кем-то стульев и оконных рам. Натянутое на них полотно выглядело комично, но держалось прочно.
Половина картин были незавершенными, но она видела их целиком, и то, что она видела, вполне устраивало её. "Он прекрасно копирует форму", - думала она и тяжело вздыхала. Она посмотрела на его руки. Пальцы были слишком грубы, под ногтями отчетливо была видна краска, которая уже не отмывалась. "Профессиональное", - подумала она и втянула носом воздух. Запах, как всегда, не разочаровал её.
- У вас даже нет стульев, - невзначай заметила она, озираясь.
- Да, я прошу прощения, но я ведь вас не ждал, - проговорил он, потупившись в пол и перебирая кисти.
- В таком случае, куда мне встать? У окна, возможно, чтобы свет лучше падал?
- В вашем присутствии нет необходимости. Я уже все запомнил.
Такое с ней было впервые. Что значит - нет необходимости?
Она была в растерянности. Привыкшая столько лет позировать, она вполне могла застыть на несколько часов ради того, чтобы разочароваться в очередной раз. Некоторые умудрялись рисовать её быстро, а иным приходилось тратить несколько дней на один портрет, но независимо от этого каждый художник жадно впитывал её внешность, цепляясь глазами за каждый незначительный кусочек и переводя его на холст. Никто прежде не выгоняли её.
- Вы можете прийти завтра.
Его голос вернул её из раздумий. "Завтра? А сейчас что мне делать? ", - думала она, но вслух спросила:
- Во сколько?
- Во сколько вам будет угодно. Я буду рисовать вас ночью.
Это уже переходило все границы. Как можно рисовать без света? Может, у него и была фотографическая память, но ведь правильное освещение - это обязательный атрибут художника.
Решив, что он просто издевается, она повернулась и молча вышла.
_____

До этого, позируя, она никогда не имела возможности наблюдать за тем, как её рисуют. Ей было интересно, но она списывала это все на женское любопытство, присущее принятому облику, ведь технику рисования она прекрасно представляла сама. Ничего примечательного в том не было. Нужна только практика. Но сама она никогда не брала в руки кисть.
Мир был её творением. Всё, кроме людей. И ей всегда казалось, что люди - лишь красивые фасады, что они обманываются в своей уникальности. Для нее они были лишь клонами друг друга, проекциями своего времени, затянутыми в петли общества. Были среди них и таланты, но каждый из них копировал, а не создавал. Все, что делали когда-либо люди, было лишь подобием того, что уже существовало. Оно обитало вокруг, неслышно вторгаясь в их разум - музыка, живопись, проза. Даже изобретение чего-то было заложено в них изначально.
Ей было интересно, что сделает он. Рожденный художником, он, наверняка, сделает те же ошибки, что и предыдущие творцы.
Сначала она хотела спуститься к его окну, но не решилась. Его творчество было таинством для нее, и ей не хотелось разочаровываться, видя, как художник выводит плавные линии её лица точно так же, как это делали сотни других до него. Пусть разочарование придет только утром, а пока можно полелеять эту удивительную загадку.
Хоть на одну ночь она решила позволить себе побыть заинтригованной, помечтать. Она вытаскивала из головы, будто из волшебной шляпы, воспоминания их встречи, неосознанно перебирая отпечатавшиеся в памяти, как на фотопленке, образы старой квартирки, мольбертов и тонких иссеченных пальцев. "Грубые руки для художника, даже слишком", - думала она и представляла снова и снова, как он потирает ладони, берет кисть и...
Так незаметно прошла ночь. Разозлившись на себя к утру, она поняла, что он не идет у нее из головы. Она даже поймала себя на мысли, что ей хотелось бы позировать ему по-настоящему. Она хотела, чтобы этот странный мужчина смотрел на нее. И это удивило её и испугало.
Раньше она просто скучала, стоя или сидя перед художником в ожидании картины, а сейчас внутри что-то неуловимо взбунтовалось. Ей хотелось сорваться с первыми лучами солнца, но она понимала, что это невежливо. Где-то в глубине души она даже надеялась на то, что он ничего не нарисовал, иначе волшебство момента будет нарушено. Ей хотелось бы еще одну ночь потратить на то, чтобы представлять себе его руки, трудящиеся над холстом. Это ощущение было ново для нее, и она всеми силами желала его понять.
_____

Чтобы не показаться бестактной, она пришла к нему в то же время, что и вчера.
А он как будто забыл о ней. Открывая дверь, он выказал неподдельное удивление.
- Я вас не узнал, - сказал он, чем огорошил посетительницу с порога.
Это должно быть шуткой? Все были настолько увлечены её внешностью, что, напротив, запоминали ее в мельчайших подробностях. А он не узнал?
- Но ведь вы всю ночь должны были рисовать меня.
- Так и было, - подтвердил он, поднимая ткань. - Я рисовал.
Картина предстала перед ней во всей своей безоговорочной полноте. Но это была не она.
- Что это?
- Это вы, - искренне произнес он и, посмотрев ей прямо в глаза, добавил: - Я так вижу.
Она ожидала чего угодно, кроме этого.
На картине было изображено звездное небо. Темное и мрачное, оно затягивало, как черная дыра умершей звезды, и рассыпалось тысячей алмазных бликов. А в центре полотна были глаза. Но не её голубые, которые она показывала людям, а красно-черные, настоящие глаза хаоса, глаза древних, глаза самого мира. Если бы у нее были глаза, то они были бы именно такими.
- Разве я так выгляжу? - медленно произнесла она, не в силах отвести взгляд от шедевра.
- Для меня - да, - ответил художник, разминая пальцы.
- Но ведь я видела ваши работы, - начала она, отходя к двери, - вы так хорошо передаете форму...
- Если вам нужна форма, - перебил он, резко вскинув голову, - то вы не к тому обратились. Вы ведь не пустой фантик. Я увидел в вас содержание.
Она посмотрела на него в надежде узреть что-нибудь, что отличало бы его от остальных. Какой-нибудь неземной свет или, возможно, волны тепла, исходящие от тела, хоть какие-нибудь доказательства чуда. Но не нашла ничего. Он был обычным человеком, но она не могла понять его, прочитать, как остальных. Другие художники рисовали её тело, движимые похотью, страстью, желанием обладать ей хотя бы на картине, задержать частичку необыкновенной женщины, позволить мгновению застыть до того, как она закроет двери.
А он просто видел то, что было внутри. Он не пожирал её глазами, как это делали остальные. Он вообще старался не смотреть на нее. Что за нелепая привычка - закрывать глаза? Но, тем не менее, он видел.
Она не знала, как следует на такое реагировать, и просто вышла за дверь.
А он молча закрыл картину тканью и поставил в угол.
_____

На следующий день она пришла к нему снова и попросила, чтобы он нарисовал ее... А потом ещё раз... И ещё...
Она знала, что он состарится и умрет.
В конце концов, чем он отличался от других людей? Такой же слабый, такой же простой, такой же...
Но до тех пор, пока его руки могли держать кисть, она хотела быть рядом. Ей не нужно было говорить с ним, касаться его. Она только хотела видеть, как он водит кистью по бумаге, как его руки рождают ночь раз за разом.
Она приносила ему новые краски и кисти, он благодарил её и начинал работу над новым шедевром, которому никогда не суждено было радовать глаз простых смертных. Но ему этого было и не нужно, достаточно уже того, что таинственная гостья видела это. Ведь он творил только для нее.
Он не знал её имени, не знал откуда она появилась, и не ждал ее снова, каждый раз прощаясь, как в последний. Он боялся, что, если бы он попытался к ней прикоснуться или заговорить с ней, она бы растаяла в тот же миг. В тайне, он надеялся, что она больше не придет, потому что она затягивала его, как бесконечная бездна. Он все ждал и ждал, когда же наступит тот день. День, когда она не вернется.
И, когда годы стали брать свое, а она все еще возвращалась, не меняясь ни капли, он по-прежнему разминал свои пальцы и тренировался не ронять карандаши, чтобы запечатлеть неувядающую вечность.
Только спустя много лет он позволил себе закрывать итак уже почти ничего не видящие глаза и рисовать её тело, этот красивый фантик, потому что она попросила. Рисовать по памяти, безошибочно выводя каждый кусочек её совершенной формы.
Она не покинула его и тогда, когда руки перестали его слушаться. Она сидела рядом с ним, молодая и красивая, и массировала непослушные фаланги. И, когда пришло время прощаться, она собрала все его картины и сожгла их, оставив самую первую.
Она так и не узнала, как его звали, и уже почти не помнила его лица, но и через сотни лет она воскрешала в памяти его руки, такие грубые для художника, и испещренные сотней морщинок пальцы, заляпанные навсегда в черной краске бесконечной ночи.

@темы: проза