так, горькая правда

[i1love]

Вылечилась?
Да
Отчего лечилась-то так долго?
От людей…

И вот я стою перед тобой, а ты молчишь. Ты куришь одну за одной, постоянно на протяжении вот уже, наверное, минут 30. Ты куришь и молчишь. Здесь нельзя курить, но ты всё равно куришь, потому что я тут тоже курю, и ты считаешь, что лучше пусть обвинят тебя, а не меня в запахе дыма в комнате. Но ты хочешь знать. Все хотят знать, всех пугает необъяснимое. И тогда я, как обычно, срываюсь первая и говорю:
- Люди сходят с ума, а тебе всё равно?
- Но ты ведь не сходишь с ума!
«Всё такой же оптимист»,- думаю я. Наверное, так даже лучше для тебя, но ты не мог не заметить то, что происходит вокруг. Ты не мог не заметить то, что я теперь становлюсь прозрачной, я потеряла килограмм 20 из-за того, что я вижу каждый день. У меня огромные круги под глазами. Я становлюсь непривлекательной. Но ты всё равно смотришь на меня с таким выражением, как будто всё по-прежнему и тебе действительно всё равно, что люди сходят с ума. Ведь ты не помнишь, какой я была раньше. «Ты ненормальный», -думаю я, но говорю совсем другое.
- Как ты можешь быть в этом уверен?
- Я всегда был в тебе уверен.
- Боже, какая чушь. Ведь ты не знаешь, кто я.
Ты не можешь найти, что ответить на это. И правильно, ты ведь действительно не помнишь, так зачем же так опрометчиво что-то мне доказывать. Отворачиваюсь от тебя к окну. Оно так высоко, но всё равно, пропускает солнечный свет.
- Знаешь, я ненавижу солнце.
- Почему?
- Потому что оно доброе, яркое, всегда приносит с собой тепло и свет. Знаешь, я ненавижу свет.
- Свет – это жизнь.
- Поэтому я и ненавижу свет. Зачем жить? Однажды я поняла, что пришло время умирать.
- Почему?
- Потому что время жить определенно подошло к концу.
- Откуда такая уверенность?
- Я больше ничего не смогу сделать, никому ничего не смогу дать и мне не от кого получить что-либо. Жизнь в пустую.
Садишься рядом со мной, немного поежившись. Оно и понятно. В психологической клинике не особо комфортабельно, но зато спокойно. И у нас есть ещё время поговорить. Грустно. Ты думаешь, что придешь сюда опять, а я думаю, что я скоро уйду отсюда туда, куда ты попадешь, наверняка, очень не скоро. Хм, ностальгия накатывает волной. Ведь я ещё помню то время, когда я не сошла с ума, и мир казался таким красочным и добрым. Каждая дверь была для меня открыта, а ты сопровождал меня везде и всюду. В прочем, к чему любовь и пафос, я ведь сумасшедшая. Смотришь на меня, как на ненормальную. Оно и правильно. Так и есть. И мне кажется, что я снова способна чувствовать. И позабыв опять тему нашего разговора просто так вслух говорю тебе:
- Знаешь, это до боли в костях знакомое чувство.
- И что же это?
- Если бы я знала…
- Когда ты так смотришь на меня, я думаю, что это любовь.
- К чему такие слова? Думаешь, сумасшедшие способны любить? Я знаю тебя по твоим меркам всего несколько месяцев, и то благодаря тому, что я здесь.
Наивный. Тебе хочется, чтобы это была любовь? Это скорее непонимание. Ты ведь не понимаешь меня. Хотя сильно стараешься, потому что не считаешь это бредом, в отличие от санитаров и врачей, которые меня здесь обсуждают. Думают, что я их не слышу. Но я всё слышу. Они хотят меня убить. Не замечая, говорю вслух:
- Они хотят меня убить
Я совсем перестала контролировать свои эмоции. На этом месте следовало бы промолчать. Вдруг ты начнешь спасать меня, а мне то уже незачем жить. Просто я хочу умереть по своему желанию, а не по чужой прихоти. А ты из-за меня потеряешь работу… Бред, ты не будешь меня спасать, ты же врач этой же самой клиники.
- Кто?
- Врачи
- С чего ты это взяла? Я твой лечащий врач. Я тоже хочу тебя убить?
О, какой закономерный вопрос… Но ты ведь не всегда был моим врачом.
- Нет, ты просто не понимаешь ещё.
- Что? Что я должен понять?
- Давай я расскажу тебе всё, а ты сделаешь выводы. И когда ты сделаешь выводы, ты тоже захочешь меня убить.
- Ну, собственно за этим я здесь.
По-моему он говорит что-то не то. Неужели теперь и он хочет моей смерти? И что, я так и умру, а он меня даже не вспомнит?
- Чтобы убить меня?
- Нет, что ты, чтобы выслушать.
- Ты помнишь, два года назад мы были на море, и ты тогда сказал мне, что возможно мир не такой на самом деле, а мы всего лишь плод воображения.
- Допустим.
- Нет, «допустим» – это слишком размыто. Это поверхностное определение, которое может означать как «да», так и «нет».
- Ну хорошо, я помню.
- Хм, вот это вечная твоя способность принимать всё, что скажет тебе больной. Ведь ты не веришь мне. Должно быть, они вырезали из тебя эту информацию, удалили из мозга. Если я теперь спрошу, что ещё ты говорил мне на море, ты даже не вспомнишь. Ну и ладно. Я так понимаю, что время наше вышло.
- Нет, у нас ещё полчаса.
Я знаю, что у нас ещё полчаса, но смысла в этом никакого нет.
Море… Ты так любил море…
- Ты должен находиться здесь эти полчаса?
- Не обязательно.
- О боже мой, как уклончиво, как либерально, как… Ну, в общем, как-то неправильно это. Неужели ты не можешь отвечать мне прямыми репликами?
- Могу.
- Я знаю, в чем твоя проблема: ты боишься обидеть меня. Но не стоит, ты же знаешь, что я не из буйных. Я не наброшусь на тебя, ты можешь говорить мне правду. Свою правду.
- Правда в том, что я никогда не знал тебя, и мы никогда не были вместе. Это всё плод твоего воображения.
- Да, тебе мозги промыли. Видишь ли, всем чистят мозг. А мне не смогли, потому что мой мозг не восприимчив…
Я замолчала, понимая, что это звучит, как бред. Но как иначе объяснить ему, что мы были счастливы, но он не помнит этого. Всё дело во мне. Как доказать? Ты так любил мои стихи… Может, ты вспомнишь, что-нибудь, когда я тебе их прочитаю.
- Я теперь свободная, Я ещё жива.
Без тебя – безродная, Без него – права…
- Это ты написала? – перебиваешь меня ни с того ни с сего, как будто больше не хочешь слушать. Хотя, зачем тебе слушать бредни? А может, ты начинаешь вспоминать? Да, не помогает. Но как же ты можешь не помнить море?
Да, возможно он не помнит этого стихотворения, но он обязан помнить море. Ведь он до этого никогда не был на море. И море непременно должно ассоциироваться со мной.
- Ты помнишь море?
- Я никогда не был на море.
- Был, и ты был там вместе со мной.
- Нет, этого не может быть. Я очень люблю море, хотя ни разу его не видел. Это моя мечта, и однажды я туда оправлюсь.
- Ты не слышал шум прибоя, не видел шторма, который бросает волны на берег с неистовой силой, а потом поглощает их обратно в море? Ты не видел небо, отражающееся на послешторменной тихой водной глади, когда можно различить каждую звезду, а от месяца вниз бежит золотая дорога? Мы с тобой ночью ходили на берег, чтобы потрогать этот луч месяца, чтобы он пропитал нас…
- Ладно, это всё очень метафорично, но я, правда, не был на море. То, как ты рассказываешь о нём каждый день, заставляет меня любить море всё больше и больше. Я долго молчал и соглашался с тобой, но я не был там, правда, ни разу.
- Однообразные вопросы, односложные ответы… Знаешь, на что ты сейчас больше всего похож?
- На что?
- На конфету. Вообще всех людей можно рассматривать в качестве конфет, но ты сейчас самая большая.
- В смысле?
- Ну, понимаешь, конфеты…
- Я знаю, что такое конфеты. Какое они отношение имеют ко мне?
- У тебя такой красивый фантик. Он притягивает к себе покупателей. Он необычен. Из-за него тебя так дорого продают. Даже потом, когда покупатель приносит тебя домой и разворачивает, ты выглядишь вкусно. Ты покрыт шоколадом. Но, когда тебя пытаются раскусить, понимают, что кроме шоколада больше ничего нет. В тебя забыли положить начинку.
- В каком смысле?
- В тебе ничего нет. А может, её из тебя вынули? У тебя теперь только дурацкие вопросы. Ты теперь не можешь разговаривать. Ты – шаблон. Ты – пустая конфета.
- И что мне сделать, чтобы доказать тебе обратное?
- Я оскорбила твоё самолюбие? Ну да, это бы любого оскорбило. Но зачем тебе оправдываться передо мной?
- Я не хочу, чтобы ты обо мне так думала?
- Почему? Хотя, ладно, мне пока не интересно почему, но уже приятно, что ты всё-таки чувствуешь себя передо мной виноватым. Ты ведь читаешь книги?
- Конечно
- Тогда принеси мне ту, в которой будет красиво описана смерть
- Зачем тебе?
- Ты понимаешь, что смерть может быть красивой?
- Не думаю
- Но ведь ты думал о смерти?
- В каком смысле красивой?
- Ты думал о смерти?
- Да
- Когда ты смотришь фильмы и видишь, как умирают люди, тебе становится жалко?
- Конечно
- Есть ли среди твоих книг по психологии и медицине такая, которую бы я захотела прочитать?
- Если ты интересуешься психологией…
- Нет, есть ли у тебя среди твоих книг художественная?
- Конечно
- А есть ли такая, в которой описана смерть?
- Да, возможно
- Но ты ведь прочитал все, так почему возможно?
- Да, есть
- Она описана так, как в фильмах? Тебе становится жалко?
- Да
- Есть ли среди твоих книг та, которую ты читаешь, не сдерживая эмоции?
- Я не понимаю тебя
- Нет, ты понимаешь, просто для тебя это трудно признать. А я могу. А ты мужчина, тебе надо сдерживать эмоции. Так воспитали. Знаешь, я плачу, когда смотрю фильмы, в которых умеют красиво описать смерть. Есть ли у тебя такая книга, которую ты читаешь и плачешь?
- Вряд ли
- Я знаю, что есть, не стоит меня бояться. Я никому не скажу, что ты плачешь
- Была такая книга раньше, я давно не читал её
- Ты принесешь её мне?
- Хорошо
- Я прочитаю, и мы поговорим
- О чем?
- О книге, о том, что ты чувствуешь. Обещай, что ты прочитаешь её сегодня, а завтра принесешь мне.
- А когда мы поговорим о тебе?
- Ну, ладно, давай завтра поговорим обо мне, а потом о книге.
- Хорошо
- Ты признаешься мне, если заплачешь снова?
- Это было так давно…
- Это не важно. Ты признаешься?
- Да
- Я думаю, тебе пора, через 12 секунд будет час. Твоё время проходит.
- Откуда ты знаешь, сколько сейчас времени, у тебя ведь нет часов?
- Я разбираюсь во времени, потому что я знаю, что время кончается.
- Время не может кончиться. Время – это вечность.
- Я больше не хочу говорить.
- Так и быть.
Ты отвернулся от меня и встал с кровати. А ведь ты сидел совсем близко ко мне, так что я могла до тебя дотронуться, и тогда ты бы всё вспомнил. Я вижу, что тебе хорошо со мной, но каждый раз я выгоняю тебя первая. Я – пациент. Тебе нельзя находиться долго с сумасшедшими, а то ты тоже можешь сойти с ума. Как больно тебя отпускать каждый раз. Но так надо. У меня нет выбора. Уходи, только подумай. Я уверена, что ты видел море. Море, у тебя в глазах. Волны тогда были такого же цвета, как твои глаза, когда тебя унесло, когда я тебя потеряла. А теперь они прошили тебе мозг, и ты не помнишь меня совсем. Да, это как-то неправильно.
- Уходи.
- Я уже ухожу.
- Ты придешь завтра?
- Да, я же твой врач.
«Ты мой Бог», - думаю я, так и не успев тебе это сказать, потому что ты уже хлопнул дверью и исчез в бесконечных коридорах.
А я знаю, что я потихоньку схожу с ума. Я слышу голоса. Даже такие, как я понимают, что слышать голоса – это дурной знак. Вот сейчас, например, я слышу только два голоса из коридора, но я точно знаю, чьи это голоса. Значит не всё ещё потеряно. Ты говоришь с доктором:
- В чем твоя проблема? Почему результатов нет? Ты уже несколько месяцев работаешь над ней, а я постоянно слышу одно и тоже!
- Проблема в том, что она думает, что знает меня. Она постоянно говорит про море.
- И что в этом плохого?
- Она говорит, что я был там с ней. Знаешь, мне надоело претворяться. Я никогда не был на море, а тем более с ней. Я знаю её только благодаря тому, что ты меня к ней назначил. Мне кажется, что у неё паранойя, она считает, что мы все хотим её убить.
- Вот это уже перебор.
- Да, но море… Пойми ты, море… Она как будто знала, что я всегда любил море, и она описывает его так, как я и думал, как я его себе и представлял…
- Но ведь тебя там не было?
- Нет, конечно.
- Ну, тогда нечего бояться. Она – наш клиент.
Голос развернулся и удалился, а ты стоял ещё около моей палаты. И я услышала только одно:
- Мне кажется иногда, что с ума схожу я, а не она.
Ты ведь даже не знаешь, что я тебя слышу. Я слышу даже твои мысли, но никогда не говорю тебе об этом потому, что это верх безумия. Этому ты точно не поверишь. Пока я не попала сюда, я не могла слышать твои мысли. Бесконечность пребывания здесь мне обеспечена. А ты ведь даже не знаешь, с чего всё началось. Сначала я слышала голоса только по ночам. Хотя нет, не так. Скорее всего это даже началось с этих странных снов. В этих снах не было сюжета, всё было размыто. Но больше всего меня пугало то, что я не видела лиц. Мимо меня проходили какие-то люди, и ни у кого из них не было лица. Я заглядывала им под шляпы, шапки, кепки, просто заглядывала туда, где по идее у нормального человека должно было быть лицо. Но там ничего не было. Ничего. Даже пустой кожи. Там просто была чернота. Каждый раз я просыпалась от какой-то навязчивой идеи, что они намеренно прячут от меня лица, что я знаю их, поэтому они не хотят мне показываться. Я стала узнавать друзей по одежде, по росту, пропорциям, могла окрикнуть их, но они не поворачивались. Никогда. Тогда я бежала за ними, твердила их имена, хватала за одежду, разворачивая к себе, в надежде посмотреть им в глаза. Но всё, что я видела на том месте, где просто обязано быть лицо, - черноту. Я просыпалась уверенная в том, что если люди скрывают свои лица, то они лгут. Только лжец не показывает своего лица. Это ведь всем понятно.
Эти лица не давали мне покоя. Сначала я просто ловила себя на том, что это просто сон, я проснусь утром и забуду всё. Но потом я начала думать об этих снах всё чаще и чаще. Они просто не выходили у меня из головы. Никто мне не мог помочь. И когда вдруг в мою палату вошел ты, я поняла к чему эти сны. Это были сны про тебя. Они промыли тебе мозг, и теперь ты не помнишь меня, а я не вижу твоего лица. Об этом можно думать бесконечно, но надеюсь, что мне хватит сил не рассказать тебе это. Я просто сейчас лягу спать. Хотя нет. Подожду, пока они придут и накачают меня ерундой. Тогда я просто засну, надеясь не проснуться. Но я всегда просыпаюсь и всегда от того, что ты заходишь в комнату. Как приятно так просыпаться. Как я хочу, чтобы ты всё понял. Но здесь ты врач, а я просто сумасшедшая.

Дальше - больше

Просыпаюсь от того, что ты стоишь передо мной и говоришь что-то. Я сначала не разбираю, потому что лекарства дают о себе знать. Они постоянно выключают мой мозг и зрение. Ты сидишь совсем близко. О боже, я бы сейчас всё отдала за то, чтобы только прикоснуться. Но этикет сумасшедшей не позволяет. Ты сидишь и смотришь на меня в упор. Ты, кажется, даже не понимаешь, что я уже проснулась. Ты всё говоришь и говоришь, и вот я уже начинаю различать слова:
- …и мне всё больше кажется, что это правда. Ты говоришь, что мы были там. Я уверен, что погода тогда была холодная. У нас была маленькая лодка. Начался шторм. Я так боялся за тебя. То, что будет со мной, меня совсем не волновало. Я держал тебя, прижимал к себе, чтобы ты не упала, чтобы не пропала в море. Потом был сильный ветер, он снес меня с лодки. На этом месте я всегда просыпаюсь. Скажи мне, сон ли это? Я уже не понимаю что реально, а что нет! Ты спишь… Только когда ты спишь, я могу с тобой говорить, потому что тогда я не кажусь себе шизофреником, и ты становишься человеком. Хотя… С первого дня для меня ты была самым нормальным человеком…
- Доброе утро.
Ты смутился. Да, наверное, в эту минуту ты подумал, что я раскрыла твои тайны, и испугался. Ну, да, собственно, так ты и подумал. Но ты должен быть собой, и ты не сдаешься. Ты тут же отпрыгиваешь от моей кровати и говоришь мне:
- Доброе. Как настроение сегодня?
- Сегодня я решила, что буду жить.
Может, мне показалось, но на твоем лице я увидела просветление. А ты ведь даже не знаешь, что я уже месяц слушаю тебя из полуприкрытых век. И каждый раз твой рассказ становится всё правдоподобней. Иногда мне кажется, что мы оба сошли с ума, и всего этого не было, но когда ты говоришь, что веришь мне, сумасшедшей, я понимаю, что не всё ещё потеряно.
- О чем поговорим сегодня?
- Обо мне. А потом о книге. Ты ведь принес книгу?
- Да
- И ты перечитал её вчера?
- Да. Ты хочешь мне что-то рассказать?
- Да, но на этот раз не о море.
- Хорошее начало.
- Я хочу рассказать о себе. Только не знаю о чем. О потерянном времени, годах? О друзьях, с которыми больше никогда не увидишься, которые тебя предали? Глупо.
- Ну, это тебе решать, что для тебя глупо, а что нет. Знаешь, я уверен, что мне бы очень помогло то, что ты хочешь рассказать. И я уверен, что твоё время ещё не потеряно…
- А друзей (у меня лично, не знаю, как у тебя) не было никогда.
- Никогда?
- Ну, разве пришел сюда кто-нибудь за полгода, пока я здесь нахожусь?
- Но ведь они не знают, где ты.
- Они знают, все уже давно знают. Им стыдно, наверное. Они меня никогда не понимали, поэтому они мне не друзья. Так всегда было. И только сейчас мне не приходиться жалеть.
- О чём жалеть?
- О жизни. Я расскажу тебе, какой я была, когда я была подростком. Да, ты просто не имеешь право на проблемы, на недовольство, только потому, что ты ещё сопля. Мало прожил, мало опыту. Скажи, нормально вообще в принципе так рассуждать?
- Но со временем ты тоже будешь так рассуждать.
- Нет! И если понадобится, я буду это доказывать. Возможно, сейчас уже поздно всё менять, ведь жизнь не вернёшь назад, особенно такую маленькую, никчёмную жизнь. Да разве это – жизнь? Сначала я всех возненавидела. Люди смотрели на меня и боялись. А я ходила и гордилась этим. Я хотела, чтобы люди чувствовали на себе этот тяжёлый взгляд. Я хотела быть одна, чтобы никто не мешал мне проклинать весь мир. И у меня это получалось. Я не могла видеть эти противные рожи, которые каждый день носились по городу с немыми глазами, ищущими счастья. Но счастья нет! Его невозможно найти!
- Откуда в тебе это? Счастья нет… А как же море, ведь ты говорила, что там тебе было хорошо. У тебя такое тяжелое остаточное явление от подросткового возраста? Но если счастья нет…
- Зачем ты сейчас говоришь про море? Ты ведь не помнишь его. А если нет счастья, пропадает надежда и всё, что остаётся, - ненависть. Ненависть к людям, к миру и, конечно, к самому себе. Я всегда была самокритичной, тогда мне казалось, что основная моя ошибка – это моё появление на свет. Я должна была умереть при родах.
- Может, не стоит так резко о себе?
- Я осталась одна в итоге, и я до сих пор одна. Это всё одиночество. Оно убивает теперь.
- Что для тебя одиночество?
- Одиночество…
Как описать одиночество? У него нет ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Его не увидеть, не ощутить прикосновением руки. Его не положить в коробку, его не отправить по почте. Его можно только почувствовать. Им можно отгородиться, если, конечно, оно само не отгородиться тобой. Им нельзя утолить жажду или голод, с ним нельзя поговорить. Но ему можно доверять. И ещё им можно утолить желание. Оно питается страхом, депрессией, стрессом. Оно питается людьми. Такими же, как мы.
Как описать одиночество? Что чувствуешь, когда рядом с тобой сидит не верный друг или лютый враг, а одиночество? У него есть только название. И ты можешь называть его только так. Интересно, кто придумал это слово? Может, его придумало само одиночество ещё тогда, когда оно умело говорить, и его можно было потрогать, узнать его запах. Возможно, оно однажды подошло к человеку, такому же, как и я, село рядом и сказало: «Давай знакомиться человек. Меня зовут одиночество. Я буду теперь с тобой жить». Наверное, оно пришло к нему, когда у человека ничего не осталось. А может, ему было просто не с кем поговорить? Почему же сейчас одиночество не разговаривает? Его не видно, его нельзя потрогать или узнать его запах? Интересно, а тогда оно чем-нибудь пахло? Наверное, утратой… Я думаю, что человек сам не захотел разговаривать с одиночеством, потому что ему было больно. От утраты, наверное, всегда больно.
Как описать утрату? У неё темные глаза, темные от горя. Точнее, глаза красные, а под ними темные круги. У неё замученный вид. Она никому не рада. Она – брошенная женщина. Наверное, так. Но у неё тоже нет запаха. Она как ночь. Без звезд, без луны, без красоты и истины. Как самая черная ночь.
Человек был погружен в эту ночь, а одиночество просто хотело поговорить. Но человеку было настолько больно, что он просто не мог открыть рот. Утрата давит на плечи, наверное, поэтому он стал таким сутулым. Утрата забирается в голову, наверное, поэтому он перестал думать. Там просто больше нет места. И, наверное, утрата блокирует какие-нибудь рецепторы, отвечающие за голос, вкус, цвет. Наверное, поэтому у неё нет запаха. У одиночества тоже нет запаха. Почему? Наверное, когда-то оно хорошо пахло. Наверное, когда-то ему просто хотелось поговорить с человеком. Наверное, потому что оно было умнее животных, или просто потому, что больше не с кем было говорить. Но человек не отвечал ему. Человеку было больно.
Тогда одиночество тоже решило молчать. Человеку было всё равно, что одиночество хорошо выглядело, хорошо пахло, умело говорить, к нему было приятно прикасаться. Человек этого не замечал. И одиночество сильно рассердилось на человека и уподобилось утрате. Оно решило: «Раз утрата человеку больше по душе, занимает у него так много места в голове, хотя она даже не разговаривает, значит, я тоже завоюю человека, так, как это сделала утрата». Одиночество перестало приятно пахнуть. Но человек этого не заметил. Тогда одиночество перестало разговаривать и стало невидимым, чтобы подружиться с человеком. Но человек не видел, как оно старается. Ему было всё равно. А когда одиночество тоже проникло в его голову, человеку стало страшно. В голове стало слишком мало места. С ним тогда уже никто не разговаривал, никто его не замечал. И тогда он начал разговаривать с одиночеством. Только теперь оно не могло ему отвечать, ведь оно отказалось от голоса ради человека. Но всё равно оно его постоянно слушало. Оно хотело ответить, оно хотело пожалеть, но не могло. Человек не смог его потрогать, почувствовать прикосновение, но теперь он мог его ощущать внутри себя. Больше он никак не мог описать одиночество, потому что когда оно даже имело форму, пахло и говорило, он не замечал этого. И до сих пор никто не знает, как выглядит одиночество. Но все могут его почувствовать.
- Для тебя одиночество осязаемо?
- Не я была тем первым человеком, но я бы хотела его увидеть.
- Увидеть человека?
- Нет, увидеть одиночество. Это как смерть внутри себя.
- Ты боишься смерти?
- Нет. Когда обещанный конец света обошёл нас стороной, я перестала бояться смерти, я поняла, что нет ничего невозможного, и чёткого плана ни у кого нет. Все могут ошибиться. Придёт мой час, и она придёт за мной. Когда же в том же году гадалка нагадала мне, что я буду жить до 80 лет, я совсем перестала бояться, потому что я поверила ей. И, если честно, верю в это до сих пор. А если это неправда? Если, допустим, мне осталось бы жить всего год? Что бы вы сделали, доктор, если бы вам осталось жить всего год?
- Я даже не знаю. Я бы, наверное, завел бы семью, ребенка, чтобы от меня хоть что-нибудь осталось.
- Вы бы бросили эту работу?
- Я думаю, что я бы конца помогал людям.
- Это вы сейчас так говорите. Вот если бы я это знала наверняка, то прожила бы этот год на полную катушку. Работать бы не стала. Я бы потратила этот год на путешествия, стремилась бы запомнить весь мир. И умереть я бы хотела на море, или в горах. Нет, лучше в пустыне. Меня бы просто сожгло.
Я на мгновение задумалась, размышляя дальше. Но вдруг я посмотрела на тебя. У тебя в глазах было почему-то столько боли.
- Не надо на себя перенимать всё, что я говорю. Всё это размышления, но я ведь не с того начинала. Все вокруг меня врали и пытались доказать мне, что я тоже неправа. Я начала с ними соглашаться, но стадное чувство было не для меня. И я со временем поняла, что я не могу и не хочу поступать также фальшиво, как они, я буду поступать по-своему. Бороться? За что? За то, что давно уже продано без нашего согласия? Я просто приняла свою болезнь. Я знаю, что ненормальная.
- У тебя патологическая маниакальная привычка обвинять себя. Даже не так, это не привычка, это твоя жизнь, твоя цель. Зачем ты это делаешь? Я не понимаю, почему ты так относишься к жизни и себе!
- Потому что я – эгоистка. Жизнь вертится вокруг меня, а не я вокруг жизни. Я приспосабливаю к себе жизнь теперь, а не она меня. Значит, всё по моей вине.
- Мне кажется сегодня ты не в настроении
- Ты не хочешь поговорить о моих детских проблемах? Это ведь твоя работа. Сейчас ты должен копаться у меня в голове и…
- Я не хочу копаться у тебя в голове. Я должен отдать тебе книгу.
- Да, книгу.
Протягиваешь мне конверт.
- Ты шутишь?
- В каком смысле? Я принес тебе книгу, как ты и просила.
- Я вижу. Но ведь это новеллы. Так не интересно. Выбери одну.
- Хорошо, тогда пусть будет вот эта.
- Нет, ты издеваешься
- Почему?
- Я знаю эту книгу, я знаю все эти новеллы, а именно эту я читала раз сто не меньше.
- Ну, это хорошо, наверное?
- Это как-то странно. Мы можем прямо сейчас поговорить об этом.
- Прости, мне пора, сегодня мне придется уйти пораньше
- Я не буду спрашивать почему, я просто знаю, что тебе почему-то неприятно говорить об этом.
И тут ты срываешься:
- Я так перед тобой виноват!
- В чем?
- Я должен помогать тебе, я должен лечить тебя, я должен анализировать и задавать разные вопросы. А я просто сижу и слушаю. Знаешь, в чем твоя проблема? Хотя, это наверное, скорее моя проблема. Ты видишь меня.
- А ты предпочитаешь, чтобы я ослепла?
- Нет, ты видишь меня таким, какой я есть. Иногда мне кажется, что твоя жизнь – это повтор моей…
Не договорив, срываешься и убегаешь, оставляя меня в полном смятении. Наверное, не надо было сегодня это всё тебе рассказывать. Я помню, что у тебя в жизни была такая же полоса. Ты говорил мне об этом тогда на море. Ты тогда рассказал мне всю свою жизнь. А теперь ты, возможно, этого не помнишь. Да, ты этого не помнишь. У тебя только сны. Но откуда я могу знать, что эти сны не из-за моих рассказов. Может, ты просто слишком долго меня слушал и теперь ты воспринимаешь мою реальность, как свою?
Надо снова стать сумасшедшей. Завтра поговорим о чем-нибудь другом. О том, что ты сможешь услышать, о том, что ты сможешь вылечить.
Весь день я провела сидя у окна и думала. Я даже не притронулась к книге. Я знаю её наизусть. Главная героиня – это почти я. Но как тебе рассказать об этом? Может, лучше вообще ничего об этой книге не говорить? Наверное, так нужно. Я когда-то считала, что всё, что ни делается, всё к лучшему. Такова судьба, и у меня нет сил ей перечить. А ведь когда-то были силы, от них просто некуда было деться. Фонтан жизни бил ключом, свобода манила в свои сети, и я не понимала, как высоко нужно ценить то, чем владеешь. А жаль. Теперь с расстояния в 2 года я всё виду слишком чётко, и все ошибки кажутся мне более глупыми и неаккуратными, становится не смешно, а страшно. Как могла я, Я совершить эти промахи, как могла я сломать себе жизнь. И ведь так рано… Что может человек в таком раннем возрасте? Разве может он трезво смотреть на вещи, когда все его мысли всё ещё заняты любовью и весельем? Всё это ерунда. Теперь, когда в моей жизни ничего этого больше нет, я стала понимать, что была слишком беспечна. А ведь жизнь и тогда не казалась Раем.… Всё-таки глупо.
Я сидела и думала над всем тем, что в моей жизни уже произошло, и ужасалась тому, что может ещё произойти. Ведь так мало прошло времени с момента моей душевной смерти, а я всё ещё не забыла об этом. Здесь с тобой я снова могла чувствовать и жить. Так много мыслей, что, кажется, моя голова разрывается. Неужели нельзя было терпеть, все терпели, но им ведь было проще, у них не было таких проблем. Да, свои проблемы я ставила превыше всего, считая себя самой несчастной, обиженной Богом, обездоленной. Но были люди, которые в тысячу раз были несчастнее меня. Но я-то этого не понимала. Теперь, с высоты полёта, я видела все эти беды, и становилось ещё страшнее. Сердце сжималось от горя. А осталось ли оно ещё, это сердце?

Ты приходишь как обычно ко времени приема. Сегодня ты не был у меня утром. Наверное, тебе просто неловко. Но сегодня я не знаю, о чем с тобой говорить. Тебе придется спасти меня самому.
- Доброе утро
- Да, доброе утро.
- Сегодня мы поговорим о книге, с чем она у тебя ассоциируется?
- Ну, с тобой.
- Почему?
- Это же ты мне принес книгу
- Ты её перечитала?
- В этом нет нужды.
- О чем она?
- Но ты ведь сам читал её!
- Да, но мне бы хотелось услышать, о чем она для тебя
- Для меня она о боли. Вот особенно хорошо это видно здесь. « Но кто... кто будет посылать тебе белые розы ко дню твоего рождения? Ах, ваза опустеет, легкое дуновение моей жизни, раз в год овевавшее тебя, - развеется и оно! Любимый, послушай, я прошу тебя... это моя первая и последняя просьба к тебе... исполни ее ради меня: каждый год, в день твоего рождения - ведь это день, когда думают о себе, - покупай розы и ставь их в синюю вазу. Делай это, любимый, делай это так, как другие раз в году заказывают панихиду по дорогой им усопшей. Но я больше не верю в бога и не хочу панихид, я верю только в тебя, я люблю только тебя и жить хочу только в тебе... ах, только один раз в году, незаметно и неслышно, как я жила подле тебя... Прошу тебя, исполни это, любимый... это моя первая просьба к тебе и последняя - благодарю тебя.. люблю тебя, люблю.. прощай...»
- Да, это и моё любимое место.
- Новелла так похожа на меня. Ты теперь не помнишь меня. Совсем. «Тебе, никогда не знавшему меня». Это прямо про нас.
- «И вот, еще не зная тебя, я весь вечер думала о тебе.»
- К чему это ты?
- Я думал о тебе.
- Почему?
- Ты вторглась в мою жизнь не так, как остальные пациенты.
- А как?
- Иначе. Я думаю, нам не стоит говорить об этом. Мне пора.
- Тебе ещё не пора
- Мы поговорим потом. Оставь книгу себе.
- Один вопрос, только один.
- Да?
- Ты плакал?
- Каждый раз
Уходишь, ничего не объяснив и не сказав. Хм, наверное, я тебя опять чем-нибудь напугала. Весь оставшийся вечер я перечитывала книгу, снова и снова. И я понимала, что она про меня. «Ты не узнал меня ни тогда, ни после; ты никогда не узнавал меня. Как передать тебе, любимый, все разочарование той минуты? Ведь тогда в первый раз я испытала то, на что обрекла меня судьба, - быть неузнанной тобой всю жизнь, до самой смерти. Как передать тебе мое разочарование!» Да, как передать? Ты не знаешь меня, совсем. Как героиня книги.
Очнулась я от своих мыслей только тогда, когда пришли врачи с очередной дозой снотворного. И впервые, за всё время моего нахождения здесь мне приснился сон. Удивительный, красочный сон.
Мне снилось, что мне дали крылья. Белые, невесомые. О, как щекотно лопаткам. Не давят, совсем не давят, а только оставляют ощущение лёгкости, полёта. Того самого полёта, которого мне так давно не хватало. А теперь я могу летать. Я могу! Летать! Парить над миром, таким прекрасным и загадочным. Да, я могу. Теперь я всё могу. Нет больше тяжести, нет больше проблем. Ничего больше нет плохого. Ничего больше у меня нет. Ни тела, ни одежды. Есть только душа и крылья. Свободная открытая всему миру душа и мягкие, невесомые красивые крылья. А что ещё для счастья надо. Я больше не вернусь в этот мир. Мне хорошо здесь. Здесь я могу делать всё, что захочу. Я могу улетать так далеко, как вам даже не снилось. Я могу летать за облака. Я могу лететь над самой водой, чуть касаясь перьями морской глади, и свежий воздух будет обдувать моё лицо, и станет так легко. Я могу дотронуться до солнца и не обжечься. Да! Я теперь всё могу! Я теперь вечна!

Когда я проснулась, я почувствовала себя живой и легкой. Проснулась я как обычно от твоего голоса. Но сегодня ничего не могло испортить мне день. Ты сидел совсем близко, и кажется, сегодня ты пришел раньше, чем обычно. Ты снова говорил. Говорил так быстро и так непонятно, как будто чего-то боялся. Я не понимала ни одного слова, ничего не слышала, а может, не хотела слышать. В голове постоянно возникала куча вопросов, но язык не поднимался. От неожиданности всего происходящего стало дурно, тяжело и неуютно. По крайней мере, я раньше знала, что от тебя ждать. А теперь я ничего не знала. И со временем до меня потихоньку начали доходить твои слова:
- …помоги мне как-нибудь. Забудь обо мне на время, забудь о том, что знаешь меня, ведь я так не могу. Сегодня мне опять снился сон, в котором я хотел признаться тебе в том, что я тебя люблю, но не мог. Мне снились просто мои мысли, сам я ничего не говорил во сне. А вместе с мыслями картинки из твоей жизни. Ну, наверное, из твоей жизни. Потому, что там была ты со мной. Я схожу с ума. Тебя никогда со мной не было. И я это понимаю, но там во сне, я хотел вернуться к тебе. Я всё думал и думал и не мог остановиться. Я думал, что не хватит духу сказать тебе что-либо. Ты просто ушла, после того, как я предложил тебе расстаться. Просто ушла. Ты не попросила меня вернуться, не закричала, не забилась в истерике. И я не понимаю, почему я хотел, чтобы ты удержала меня, ведь я никогда тебя раньше не знал. Но когда-то ты просто ушла, и разбила во сне все мои мечты. И в своем сне я не знаю, что мне делать. Как смотреть в твои глаза, такие уверенные в том, что между нами всё кончено, и уже ничего не может быть исправлено. А ведь один твой аргумент против, одна фраза в защиту наших отношений, и я бы бросился к тебе на шею. Ты сводила меня с ума. Там во сне всё было так реально. То своим равнодушием, говоря «я – свободная женщина», но своим бешенным нравом, который постоянно выскакивал наружу там, где не надо, который убивал во мне мыслящего человека. Ты выводила меня из себя. Как хотелось тогда послать тебя ко всем чертям. Но ещё ты была так мила… Так прекрасна с распущенными волосами, с глазами, полными нежности и любви. А ведь я любил тебя, хоть и не говорил, потому что боялся потерять и разлюбить. Как глупо это было. Ведь во сне спустя год я не разлюбил, а ты будто уже с другим, так же зовёшь его ласково, так же нежно прикасаешься. Я тогда подумал: хватит этой ерунды, ведь мы могли так оба сойти с ума от неограниченных страстей и срывов. Это ненормально. Это перебор. Нужно искать что-то более земное. И я нашел. Мне с ней спокойно и хорошо, а я всё-таки хотел вернуться к тебе. Я весь сон хотел вернуться к тебе. Какая глупость, эти сны убивают меня. Может, так на самом деле было? Может, это не сны, а картинки из прошлого? Помоги мне. Иногда я хочу, чтобы ты умерла, тогда я больше не буду видеть этих снов. Вот как я устал. Я начинаю забывать собственную жизнь, я мешаю её с твоей. И всё больше мне кажется, что из нас двоих сумасшедший я.
Ты замолчал. Так непривычно. Я точно помню нашу с тобой эту ссору, когда я однажды просто ушла. Но ты ведь тогда вернулся. Почему мне сейчас так больно? Я должна радоваться, ведь ты всё вспоминаешь. Наверное, я не рада лишь потому, что тебе это причиняет страдания. Я помогу тебе. Ты просто станешь моим врачом. Сегодня я не стану рассказывать тебе о моей жизни или о твоей. Сегодня ты просто будешь меня лечить. И я даже знаю от чего. Мы ведь с тобой говорили о том, что я слышу голоса, но я никогда не хотела продолжать этой темы. Сегодня, я тебе всё расскажу.
Ты встал с кровати, привычным жестом поправил халат и направился к двери. Ах, ну да, ты же сегодня рано пришел. Наверное, тебе куда-нибудь надо идти. Я буду ждать тебя.
Ты приходишь всегда вовремя на прием, на разговор.
- Доброе утро. Как спалось?
- Сегодня нормально.
Ты не представляешь, как бы я хотела рассказать тебе о моем сне, чтобы ты порадовался вместе со мной, но тебе сегодня больно. Сегодня мы не можем говорить, как приятели. Сегодня я – пациент.
- Я хочу рассказать вам кое-что, что меня беспокоит.
- Да, я слушаю.
- Я слышу голоса.
- Какие голоса?
- Разные голоса. Голоса в моей голове. Много, много голосов. Они говорили со мной постоянно, и никакая сила не может заставить их замолчать.
- А что сейчас?
- Сейчас реже. Меня ведь всего 3 месяца назад перевели из буйных. Вот тогда я перестала их слышать каждый день.
- И что это были за голоса?
Уставился на меня с интересом. Хм, тебе были больше интересны мои рассказы про меня и тебя. Но сегодня я вижу, как ты цепляешься за эти явные признаки слуховой шизофрении, чтобы доказать самому себе, что это я – псих, а не ты.
- Это был целый оркестр из голосов,- продолжаю я. – Басы и альты, сопрано и баритон. И каждый отдельно взятый голос – это новый мир, отдельный, со своими признаками, своими рассуждениями. У него своя позиция, его невозможно переделать или заставить передумать. Даже тогда, когда я кричала, умоляя какой-либо голос замолчать, он раздавался с новой силой. И так каждый, но ведь их тысячи. Каждый пытается что-то внушить, что-то доказать. Но в таком потоке трудно уловить мысль, идею хотя бы, потому что нет концентрации внимания. Каждый высказывал вечные умные мысли на вопросы, которые меня всегда интересовали, и будут интересовать. Но видите ли, в чем была проблема. Даже если на какой-либо вопрос я от одного голоса получала ответ, второй пел в унисон о том, что это не так. Что в другом мире, галактике, измерении, в конце концов, в раю и в аду думают по-разному, а точнее, совершенно по-другому. И эта мысль мне тоже казалась правдоподобной и вполне доказуемой. Я начинала строить свои гипотезы, добиваться правды своими немыслимыми рассуждениями. Но зачем? Всё зря… Хотя бы потому, что в голове постоянно звучали голоса и не давали покоя. Любая моя мысль, которая могла бы хоть на миллиметр подвинуть меня ближе к правде, захлёстывалась громом, нестерпимым гулом голосов. И всё превращалось в кашу. Мысли растекались по углам мозга, и становилось всё равно. А когда наступало «всё равно», голоса говорили о смерти. Тихо, почти не слышно. Но каждое их слово на такую больную для меня тему было подобно крику, лезвию кавказского кинжала. И я прислушивалась к этому и по-настоящему думала, что это и есть истина. Откуда ни возьмись появлялись силы, и голоса все говорили одно и тоже, не перебивая друг друга. Все, как один. Странно. Но, с появлением силы, начинали появляться мысли, и прояснялся разум. Я и тогда уже начинала понимать, что голоса меня принуждают, заставляют умереть. Всё, что им было нужно от моего жалкого существования, - это смерть. Силы росли, разум расцветал, и я начинала бороться. А голоса… Снова начинали петь одну и ту же песню. Один – в альте, другой – в сопрано, третий – басом. И начиналась путаница, и снова каша. Заколдованный круг. Но однажды я решила, что больше не могу с этим мириться. Я решила, что этому нужно положить конец, но как это сделать я не знала. Мне казалось, что мои мысли заполняли мозг, вытекали из черепной коробки. Мозг бежал по кровеносным сосудам, по артериям и венам. Вся я тогда превращалась в один огромный орган осязания. Я чувствовала всё на ощупь. Кожа слезала, и я становилась одной большой нервной клеткой, для которой реакция на окружающую среду – вечная непрекращающаяся раздражимость. Возможно, мой мозг ещё не так совершенен, но он тогда заполнил всё тело. Ну или мне так казалось. А может, это душа. Ведь по законам физики, биологии, химии мозг не может заполнить всё тело, а вот душу никакая из этих наук не описала. Значит, это душа. Душа сочилась отовсюду, изнутри, а голоса глушили то, что оставалось от вытекающей массы. И тогда я первый раз умерла.
- В смысле? Ты ведь жива. Это была попытка самоубийства? У меня в записях такого эпизода нет. Его от меня скрыли?
- Нет, я умерла не так.
- А как ещё можно умереть?
- Ну, я тогда просто отключилась…
- Да, точно, впала в комму и не приходила в сознание неделю, и потом тебя перевели сюда.
- Да
- Послушай, у тебя тяжелая форма шизофрении…
- Была.
- Но ведь ты до сих пор слышишь голоса?
- Да, но ведь я уже в нормальной палате, и руки мои не привязаны к кровати. И я не слышу голоса каждый день и вообще…
- Чего ты боишься?
- Ничего. Просто теперь это уже другие голоса. Они не настроены так враждебно, и я полагаю, что вы не станете применять ко мне теперь ваши психотропные препараты.
- Но ты должна пройти курс лечения.
- Я не буду проходить курс лечения.
- Почему? Ты всегда трезво реагировала на лечение и не боялась
- Я хочу разговаривать с тобой в сознании, а не в бреду.
- Ну, когда я буду приходить к тебе, ты будешь в сознании. И вообще с чего ты взяла, что ты будешь в бреду?
- Но ведь ты только что это подтвердил!
- Хорошо, я сдаюсь. Да, такое лечение подразумевает под собой отсутствие адекватного восприятия происходящего.
- Я не соглашусь на него…
- Тебя и не спросят.
- Я знаю, что ты бы очень хотел мне назначить такое лечение. И почему ты вообще ещё не соврал насчет чего-нибудь неадекватного в моем поведении, чтобы меня поскорее заперли?
Я начинала злиться. Я просто хотела видеть его в трезвом состоянии, снова ощущать его рядом, на моей кровати, воспринимать каждое мое слово. Я не хочу обратно.
- С чего ты взяла, что я вообще должен этого хотеть?
- Я читаю твои мысли…
- Ну да!
- Тебе тяжело со мной, твоя реальность смешалась…
- С чего ты так решила?
- Ты не можешь понять, где правда, а где бред сумасшедшей…
Ты вскакиваешь со стула и начинаешь кричать:
- Перестань! Престань!
- Ты понимаешь, что тебе теперь не с кем поговорить, потому что тебе кажется, что ты сходишь с ума.
После этих слов ты бессильно падаешь на колени. Такой реакции я вообще никак не ожидала. Я же обещала, что сегодня не буду причинять тебе боль. Я просто хотела помочь, но я не хочу снова в изолятор. Подхожу к тебе, нарушая все законы. Ты сидишь на полу и даже не поднимаешь на меня взгляд. Сажусь рядом и обнимаю тебя. В этот момент я больше всего хотела бы смерти. Своей. Шепчу тебе уже без смущения:
- Прости, прости, прости, прости… Я… прости. Я не хотела, я правда не хотела. Я снова всё испортила всё, как обычно. Я так надеялась, что сегодня тебе не будет больно, но ты вынудил меня. Ты и твоя память сводят меня с ума. Я каждую ночь вспоминаю твои нежные прикосновения, дыхание около моей шеи, от которого у меня всегда бежали мурашки. Я помню всё до мелочей: запах твоих духов, твои волосы, твои глаза, твою улыбку, твои жесты, твою походку… Мне даже не нужно было видеть тебя снова. Мне даже не нужно было заглядывать к тебе в глаза. Я всё это помнила. Я всё могу перечислить и сейчас. Я могу назвать твой любимый фильм, твой любимый цвет. Это бесконечно, это мешает мне мыслить, рационализировать, мечтать, строить планы. Это мешает мне жить. И как забыть? Но я должна забыть, потому что ты не помнишь меня. И я старалась. Я даже решила сегодня вообще ничего о моей жизни не говорить, потому что я знаю, что тебе больно. И ведь не закатить больше истерику, не потребовать себе внимания. Даже если я стану хорошей, это никак на тебя не повлияет. Ты просто не помнишь. Есть такая любовь – не любовь, преданность – не преданность, а просто поклонение. Нет, я не хотела вернуть тебя, потому что ты лучший любовник, или потому, что у нас одни интересы. Нет, я не хотела тебя, я хотела только моего участия в твоей жизни. И вот я здесь. Я знала, где ты работаешь. Я пришла к тебе. Я выдержала 3 месяца изолятора. Нет, тогда я, правда, сходила с ума. Но через моё воспаленное сознание я видела тебя и хотела быть ближе к тебе. Когда всё пройдет. Ну, все эти голоса и галлюцинации. Ведь ты тогда умер. Умер, понимаешь! И естественно я помешалась. Но когда я нашла тебя… О, как бы много я могла тогда наворотить из-за тебя, ведь я была готова разрушить мой привычный мир только для одного «люблю». А ты? Вот обо мне можно было всегда сказать: «А он, мятежный, просит бури, как будто в буре есть покой.» И ты был раньше таким. Но видно слишком много бури в одном стакане. Я готова была положить мир к твоим ногам, выслушивать твою милую чушь вечерами, верить каждому твоему слову, потерять дар речи, лишь бы не сказать тебе ничего плохого, что бы могло тебя обидеть. Но, когда я нашла тебя, каково же было моё удивление, понять, что передо мной не ты. И сейчас, вспоминая в миллионный раз это всё, я думаю, зря я тогда не бросилась к твоим ногам, а просто ушла. Но теперь я жалею всё меньше. Ведь ты помнишь. Ты начинаешь вспоминать. Тебе снятся сны… Ничего больше не вернуть. Теперь ты хочешь покоя, а я хочу украсть у тебя снова этот покой, чтобы мой маленький глупый мальчишка принадлежал только мне. Мне, и никому больше. Но сбылась твоя мечта. Когда-то ты говорил мне, что сможешь меня отпустить только тогда, когда ты меня на самом деле забудешь. Вот оно. Радуйся. Ты единственный, кто не полюбил меня. Может, это просто укол гордости, а может, настоящие чувства… Предпочитаю склоняться ко второму. Чтобы не быть совсем собакой. Я давно уже так не любила – до поросячего визга.
- Всё сказала?
- Да…наверное. Хотя, нет. Ты любишь читать?
- Что? При чем здесь это?
- Ты любишь читать?
- А сама не можешь ответить? Ты же мысли мои читаешь!
- Ладно, я просто могу с тобой поговорить?
- Зачем?
- Ну, давай как раньше просто поговорим
- Что ты хочешь от меня?!
- Ты любишь читать?
- Да, я много читаю. Работа обязывает.
- Нет. Читаешь ли ты художественную литературу.
- Конечно.
Понемногу расслабляешься в моих руках, но не двигаешься с места.
- Ты когда-нибудь читал эпизоды со смертью?
- Ну, да.
- Знаешь, там как красиво описана смерть. Я всегда плачу, когда читаю.
- И?
- Я бы тоже хотела писать.
- Но ведь ты пишешь стихи.
- Писала. Но это всё не то. Я бы тоже хотела написать так, чтобы было красиво до слез. Я бы хотела описать смерть так, чтобы её почувствовали, запомнили, поняли, сжалились. Я хотела, когда ты умер, написать про смерть. Написать так, чтобы это было красиво. Написать так, чтобы это было больно, и чтобы всем, кто прочитал бы это, было больно. Так же больно, как и мне.
- Я не умер. Ты же видишь, что я не умер. Ты просто сходишь с ума. Ты – ненормальная.
- Да, пусть будет так. Тебе так легче.
- Откуда ты знаешь, как мне будет легче? Я больше не хочу тебя слушать. Отойди.
Я встала покорно и отошла. Он тоже поднялся и гордо вышел.

Я не видела тебя неделю, не меньше. Я знаю, что ты просил перевести тебя в другое место, пытался отдать меня другому врачу, но ничего не происходило так, как ты хотел. А я ждала и боялась. Не услышать твой голос, не увидеть тебя. Наша жизнь всегда – вечная схватка. Мы всегда боремся, и оба надеемся выиграть. И каждый думает, что всё уже в его руках, но постоянно всё срывается. Однажды я была уверена, что уже выиграла, уже получила твою любовь, одна ошибка, и всё слетело в пропасть. Мне больше никогда не получить твоей любви. Больше ничего. Ты даже теперь не хочешь быть моим врачом. И это была только моя ошибка. Ты, бедный и несчастный, больше не верил в любовь. Но появилась я, которая перевернула для тебя весь мир, и вновь заставила поверить в жизнь. Со мной ты когда-то был так счастлив, делил каждую минуту, каждую секунду, ни на шаг не отходил от меня. Даже здесь в больнице, когда уже не помнил меня, ты старался быть со мной подольше. Но я всё испортила. Как обычно. О, я это умею. И я знаю, что я это умею. Но как я хотела бы избавиться от этого. Ведь невозможно жить и постоянно бояться, что я скажу что-нибудь не так. Ну не умею я сначала думать, а потом говорить.
А ведь я до такой степени эгоистка, что, даже расставшись с человеком, не могу ему позволить жить нормальной жизнью. Даже если я бросаю человека, либо мы расстаемся по той причине, что оба так решили тихо-мирно, даже тогда я не могу позволить ему начать встречаться с кем-то ещё. Как так! Парень, который так клялся мне в любви, непременно должен попереживать месяц-другой, а уж потом найти себе девушку. Но перед этим он должен ещё 10 раз всем сказать, что я такая замечательная у него была, сказать, что лучше он не найдёт, поубиваться, пописать мне, позвонить пару раз и попросить вернуться, а уж потом завести себе девушку и непременно уродину! По другому нельзя. А у тебя даже девушки нет. При этом не имеет значения то, что ты меня даже не помнишь, и я просто беззаконно врываюсь в твою жизнь. У меня, видишь ли, радость в жизни! Впервые за полтора года, я тебя нашла. Я живу, я дышу. Но, когда нет любви, всё плохо. Вечно что-то не то. Я понимаю, что ты меня не любишь. Местами я ненавижу тебя за то, что ты меня не помнишь. Но сейчас я скучаю, меня тянет обратно к тебе, хотя я понимаю, что не имею на это права.

Скрывать действительность так непросто. Я не хотела тебе ничего рассказывать. Я однажды сказала тебе, что я ненавижу свет. Но ты был моим светом. А темнота затягивает, потому что больше нет света. Больше ни для кого нет света. Все мы обречены. Хочешь, я расскажу тебе всё, когда ты всё-таки придешь? Прошло уже больше месяца. Ко мне никто из врачей не приходит, и я не понимаю, почему. Ведь я больна. Ведь я не такая, как все. Всё проходит. Люди не вечны, а я тем более. Хотя бы потому, что я не отказалась от любви, я от всего остального отказалась. Разве может человек без любви? Конечно, нет. Ради любви многие пошли бы на всё. Но любовь – это страдание, это вечные муки даже тогда, когда она взаимная.
Каждую ночь во сне ко мне приходит смерть. С тех пор, как ты ушел я вижу один и тот же сон. Она приходит ко мне и требует. Ей нужна моя душа. Она требует её, совсем не узнав меня, не предложив ничего взамен. Нет, не отдам. Она приходит ко мне каждую ночь и душит. Заставляет меня вспоминать самое плохое, что со мной произошло, убеждая, что хуже не будет, если я отдам ей мою душу. Но я не могу. Ведь с ней связаны не только плохие воспоминания, но и самые прекрасные – любовь. Хотя она всё время пытается мне доказать, что любовь несчастная, безответная и, в принципе, ужасная штука. Но я не верю. Я надеюсь. Я цепляюсь за маленькую святую возможность любить. Я хочу любить, и я люблю. Никто не докажет мне, что это плохо. Хотя, я уже не могу терпеть. Я начинаю сдаваться, ведь я тоже не вечна. Но моя любовь будет жить постоянно. Даже если и не в моём сердце, но непременно в твоём. И когда ты придёшь, ты всё поймёшь.
Как там было написана в этой твоей книге? «Но кто ты для меня, ты, никогда, никогда не узнающий меня, проходящий мимо меня, как мимо прозрачной воды, наступающий на меня, как на камень, ты, неизменно обрекающий меня на разлуку и вечное ожидание? Я опять одинока, одинока, как никогда, у меня ничего нет, ничего нет от тебя: ни ребенка, ни слова, ни строчки, никакого знака памяти, и если бы ты услышал мое имя, оно ничего не сказало бы тебе. Почему мне не желать смерти, когда я мертва для тебя, почему не уйти, раз ты ушел от меня? Нет, любимый, я не упрекаю тебя, я не хочу вселить свое горе в твой озаренный радостью дом. Но ты не услышишь моего стона, пока я жива, - только когда я умру, получишь ты это завещание, завещание женщины, любившей тебя больше, чем все другие, и которой ты никогда не узнавал, всю жизнь ожидавшей тебя и не дождавшейся твоего зова. Быть может, быть может, ты позовешь меня тогда, и я в первый раз нарушу верность тебе: я не услышу тебя из могилы. Я не оставлю тебе ни портрета, ни знака памяти, как и ты мне ничего не оставил; никогда ты не узнаешь меня, никогда. Такова была моя судьба в жизни, пусть будет так и в моей смерти. Я не позову тебя в мой последний час, я ухожу, и ты не знаешь ни моего имени, ни моего лица. Я умираю легко, потому что ты не чувствуешь этого издалека. Если бы тебе было больно, что я умираю, я не могла бы умереть.
Прощай, любимый, прощай, благодарю тебя. Все, что было, было хорошо, вопреки всему.. я буду благодарна тебе до последнего вздоха. Ничто не изменится в твоей прекрасной, светлой жизни... я не омрачу ее своей смертью... это утешает меня, любимый.»

Я начинаю подозревать, что ты не придешь никогда. Я снова и снова перечитываю твою книгу. Как мы похожи с ней! «Я горевала и хотела горевать, я опьяняла себя каждой каплей горечи, которой могла усугубить мое неутешное горе - не видеть тебя.»
Интересно, а будешь ли ты меня вспоминать, когда меня не станет. Ведь я не такое уж маленькое место в твоей жизни занимаю. Только тебе, наверное, и будет легче, если меня не станет. Вот ради чего надо умереть. Ради того, между прочим, ради чего сначала хотелось жить. А теперь вот так. Мне ни с кем не было так хорошо, и, я думаю, не будет больше. А как я радовалась сначала, что ты меня вовсе не помнишь. Я считала, что могу управлять своими чувствами и тобой. А ведь мы целыми днями были вместе. Как это трогательно. Теперь только память. Всё в моей жизни складывается в один большой мешок под названием «Память». Когда-нибудь я захочу заглянуть в него и пересмотреть всю мою жизнь, но тебя там не будет. Останется тусклый свет, и ничего больше от всех тех чувств, которые мы хранили. Ты уже про меня забыл, и очень быстро мне стало от этого не радостно. Кто-то положил память обо мне на самое дно твоего мешка, но мешок не прочный, потому что как только ты видишь меня, эта память вылезает наружу. И я так же. Знаешь, теперь мне нравится вспоминать об этом, но не как о чём-то безвозвратно потерянном, а как о самом светлом в моей жизни. Как о непримиримой борьбе. Но я всегда остаюсь с тобой.
Я остаюсь: разрывами на сердце, сделанные тупым ножом, мешками под глазами от вечного твоего недосыпа, твоей потрепанной уставшей душой… Точнее частью души.
Я остаюсь: долгими тяжелыми ночами, странными грустными рассветами, от которых хочется выть, потому что ты будешь встречать их без меня… Совсем один.
Я остаюсь: горькими, солеными, но почти не заметными слезами на твоих щеках, в одиночестве жалкой, разрушенной комнаты… Мужчины не плачут.
Я остаюсь: просто я и не уходила… Никогда.
Я была всегда…
Когда ты просыпался каждое утро, с каждым твоим вдохом и выдохом, с каждым твоим взглядом и наклоном головы, с каждым движением рук и ног. Я была с тобой…
Я была тобой. Я была твоей частью. Я была клеткой твоего тела. Просто раньше ты этого не осознавал, а, может, и не хотел осознавать.
Но я была…
И я остаюсь…
Я остаюсь: в каждом прикосновении к воде, в самой воде…
Я остаюсь: в каждом глотке воздуха, в самом воздухе…
Я остаюсь: и эта вода не даст тебе утолить жажды, а воздух не наполнит тебе легкие.
Я остаюсь, а ты утонешь во мне или задохнешься, как это было всегда…
Я остаюсь, и никто не сможет меня упрекнуть в этом кроме тебя, потому что они жили без меня, а ты просто существовал…
Я остаюсь, потому что я живу, пока живешь ты.
Я остаюсь: твоей женой, не дожидаясь тебя с работы… Твоей работой.
Я остаюсь: твоими детьми, подрастая и уходя в люди вместе с ними… И их мечтами.
Я остаюсь: твоей собакой во дворе, гуляя с тобой по вечерам… Воя на луну.
Я остаюсь: твоими сединами на холодной голове… Покрытой пеплом.
Я остаюсь… Уходишь только ты, и ты не можешь прогнать меня.
Я остаюсь…

продолжение в комментариях